Однажды я пил чай с Великим Сказочником. Я ворчал, жалуясь на что-то, он тоже ворчал, жалуясь на всё сразу. Мы оба ворчали и пили волшебный чай. А какой ещё чай можно пить в гостях у Великого Сказочника? Мы пили волшебный чай, я с замиранием сердца ждал, что вот-вот со мной начнёт происходить Волшебство, но ничего не происходило. Даже как-то неинтересно стало.
Присмотрелся я к Великому Сказочнику внимательнее. И что-то ничего особенно великого в нём не обнаружил. И чай у него не волшебный, и ростом он не так чтобы уж велик. Я как-то встретил Сергея Михалкова – так я ему ростом до коленки. А Сергею Козлову, у которого я пил чай, всего-то по плечо. А во мне роста – метр с кепкой, да и то – сильно выпрямившись.
Стал я смотреть дальше. И борода у Великого Сказочника вроде как не такая уж и великая. Прямо скажу – так себе борода. Вот у Льва Толстого – это борода! А у Козлова, по сравнению с ним, борода коротенькая такая. И торт он режет чудно: не режет, а словно мечом рубит, только крошки во все стороны разлетаются.
Засомневался я что-то, одним словом. И попросил осторожно:
– Напиши что-нибудь волшебное.
Сказочник глянул из-под сердитых бровей весёлым глазом и написал:
«Одинокое пугало слушает далёкую музыку. И старая его шляпа… трепещет».
И случилось чудо. Мы с ним стояли посреди поля. Была глубокая осень. Над нами нависали лохматые тучи, противный, как бормашина, ветер выл и трепал нашу одежду. А посреди поля стояло одинокое чучело, размахивало пустыми рукавами рваного пальто, трепетали поля старой шляпы. Я представил себе, как ему холодно и одиноко. И мне тоже стало очень холодно.
– Дорогой Сказочник, а нельзя ли куда-нибудь в тепло? – попросил я.
Он только улыбнулся и сказал:
«Брёвнышко прижалось к горячей печке и увидело во сне птиц. Февраль».
И мы тут же оказались возле горячей печки. Потрескивали дрова, пели сверчки, по потолку летали тени невидимых птиц.
– Почему у тебя дрова такие жаркие? – спросил я.
– Дрова у меня жаркие потому, что летом я их сам колол, – ответил Сказочник.
– Почему у тебя сказки такие волшебные? Научи меня, Сказочник, как писать волшебные сказки, – робко попросил я.
– Писать нужно так, чтобы словам было просторно. Между словами должен сквознячок быть, – улыбнулся в усы Сказочник.
– Но где ты берешь такие волшебные слова? Открой тайну!
– Я слушаю, смотрю. Дрова потрескивают, сверчки за печкой поют. Осенью картофельную ботву на огородах жгут. Горьким дымом пахнет…
Я вышел на крыльцо. Из густого тумана степенно вышел Ёжик. Смешно втянул носом осенний воздух, фыркнул и ушёл обратно.
В тумане кто-то вздохнул. Потом ещё раз. Наверное, это была Белая Лошадь.
Я закрыл глаза. Мне было одновременно и грустно, и весело.
Пахло горьким дымом…

Виктор Меньшов

http://www.kykymber.ru/stories.php?story=465

Отрывок из книги
Ю. Норштейна и Ф. Ярбусовой "Сказка сказок"

Ёжик не получался ну просто никак. Понимаете, когда началась эта работа, то на студии многие похохатывали слегка: «Ну, старик, ну и сказку ты себе взял! Ты подумай!» Никто в этой сказке ничего не видел. Но , вероятно, одно из чудес и в то же время большая опасность кинематографа заключается в том, что фильм, развиваясь по совершенно понятной и даже популярной схеме, может внезапно срываться куда-то в пропасть. Когда внутри этой элементарщины неожиданно начинают разворачиваться такие глубокие планы реальности, которые могут только косвенно для нас обозначаться, вот тогда все и происходит.

Сам же герой долго не желал появляться, хотя нарисовать ёжика – элементарно. К тому же в мультипликации столько этих ёжиков переходило! Но этот не получался, не складывался в персонаж, который ведь нужно ещё и сконструировать, перевести на уровень программы, говоря компьютерным языком, чтобы потом из этой программности его вернуть в чувство. Маркс замечательно сказал: «Когда чувства становятся теоретиками». Но и теория может становиться чувством.

Очень часто в преддверии более или менее приличного фильма либо вдруг, влетев в него, проходишь от края до края, либо все не так идет, ничего не получается, и все против тебя. Здесь все было «против». Нам не дали съемочные станки, и надо было самим вместе с кинооператором Жуковским делать конструкцию для штатива, чтобы поставить кинокамеру. Надо было делать какие-то полати для съёмок. Вообще необходимо было раскрутить целый гигантский механизм, чтобы снять вот такую живую точку. Но мне кажется, что в этом есть логика. Понимаете, ведь именно в ней, в первой точке, значительность, ее появление единственно важно.

К тому же мне кажется, что, наверное, всех режиссеров надо учить делать помосты, строгать доски, вбивать гвозди. В этот момент человек думает, и это очень хорошо. Для меня физическая работа – просто спасение. Невозможно сидеть над листом бумаги, с ума сойдешь. А во время строгания досок, заноз, физической нагрузки и боли подкорка работает очень сильно, движение сознания, как во сне, когда в секунду ты видишь огромное действие, страницы мелькают с молниеносной скоростью и быстро прочитываются.

Уже снимался первый кадр: лист в тумане пролетает. Снимали дерево, с которого, кружась, падал лист, но никто не знал, что Ёжика ещё нет. Я ходил, делая вид, что все в порядке, хотя внутренне чувствовал, что пройдет день или два и грудная клетка моя просто провалится. С этим ходить невозможно. Очевидно, напряжение дошло до такого состояния: либо он должен получиться, либо я – взорваться. Я помню, мы сидели с художником Франческой Ярбусовой, и я так стал орать, что она села и его нарисовала. Сразу – вот и все! Но почему он нарисовался, я все равно не смогу объяснить. Причем я все время говорил только об одном: он должен быть простым настолько, что три кадра на экране мелькнут – он уже в глазах отпечатается. Он должен быть мгновенен как выстрел. И – считываться с экрана. А это задача, которая в соединении с кинематографом, когда речь идет об игре, о движении времени, - противоречива. И все-таки мне казалось, что все должно быть так и никак по-другому.

http://community.livejournal.com/norshtein/51582.html

В декабре метет поземка,
Мерзнет солнышко в окне.
— Тук-тук-тук!
— Войдите!
Ёлка
Вся в снегу пришла ко мне.

Сразу в доме стало тесно,
Жутко весело, чудесно —
Будто весь огромный лес
Через форточку залез!

Земляничная поляна
Вдруг вошла, полна тумана...

Я один сижу на пне...
Солнце меркнет долго-долго,
И за мной — темнеет елка
Тишиною в тишине.

Сергей Козлов

В последний день осени предлагаю посмотреть диафильм по сказке Сергея Козлова «Осенняя рыбалка»

Студия «Диафильм» Госкино СССР, 1980 год

Когда пришла пора птицам улетать на юг и уже давно увяла трава и облетели деревья. Ёжик сказал Медвежонку:
— Скоро зима. Пойдем поудим напоследок для тебя рыбки. Ты ведь любишь рыбку!
И они взяли удочки и пошли к реке.
На реке было так тихо, так спокойно, что все деревья склонились к ней печальными головами, а посередине медленно плыли облака. Облака были серые, лохматые, и Медвежонку стало страшно.
«А что, если мы поймаем облако? — подумал он. — Что мы тогда с ним будем делать?»
— Ёжик! — сказал Медвежонок. — Что мы будем делать, если поймаем облако?
— Не поймаем, — сказал Ёжик. — Облака на сухой горох не ловятся! Вот если бы ловили на одуванчик...
— А на одуванчик можно поймать облако?
— Конечно! — сказал Ёжик. — На одуванчик облака только и ловятся!...

Сказку эту часто можно встретить в блогах и на форумах. Уж не знаю, кто первый до этого додумался и указал для нее авторство Сергея Козлова, но так и копируют друг у друга, хотя автор совсем другой.
Чтобы хотя бы читатели нашего сообщества не делали таких ошибок, привожу эту сказку здесь. Итак...

Сэм Макбратни. «Знаешь, как я тебя люблю?»
(перевод Евгении Канищевой и Яна Шапиро)

Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши. Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.



— Знаешь, как я тебя люблю?
— Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
— Я люблю тебя — вот как! — и зайчонок раскинул лапы широко-широко.

Но у большого зайца лапы длинней.
— А я тебя — вот как.
«Ух, как широко», — подумал зайчонок.

— Тогда я люблю тебя — вот как! — и он потянулся вверх изо всех сил.
— И тебя — вот как, — потянулся за ним большой заяц.
«Ого, как высоко, — подумал зайчонок. — Мне бы так!»

Тут зайчонок догадался: кувырк на передние лапы, а задними вверх по стволу!
— Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
— И я тебя — до самых кончиков твоих лап, — подхватил его большой заяц и подбросил вверх.

— Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! — и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
— А я тебя — вот так, — усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!
«Вот это прыжок! — подумал зайчонок. — Если б я так умел!».

— Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
— А я тебя — как через речку и во-о-о-он за те холмы...
«Как далеко-то», — сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову.

Тут вверху, над кустами, он увидел большое тёмное небо. Дальше неба ничего не бывает!



— Я люблю тебя до самой луны, — шепнул зайчонок, и закрыл глаза.
— Надо же, как далеко... — Большой заяц положил его на постель из листьев. Сам устроился рядом, поцеловал его на ночь...
...и прошептал ему в самое ухо:
— И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны... — и обратно.

Полностью это чудо можно прочитать вот здесь, а в сообщество одну сказочку только помещу:)

Звуки й голоси

— На межі сну, Ведмедику, можна уявити все, що схочеш, і все, що уявив, буде як живе. І вже тоді...
— Ну!
— Вже тоді...
— Та кажи ж-бо!
— І вже тоді... почуєш звуки й голоси. — Їжачок дививсь на Ведмедика великими круглими очима, неначе цієї миті, оце просто зараз, збагнув щось найвагоміше.
— І кого ти чув? — пошепки спитав Ведмедик.
— Сьогодні?
— Еге.
— Щиглика, — сказав Їжачок.
— А вчора?
— Жабку.
— А що вона сказала?..
— Вона — співала. — І Їжачок заплющив очі.
— Ти її і тепер чуєш?
— Чую, — сказав Їжачок із закритими очима.
— Давай-но я теж заплющу очі. — Ведмедик заплющився і став коло Їжачка, щоб теж чути.
— Чуєш? — спитав Їжачок.
— Ні, — сказав Ведмедик.
— Ти так, куняй помаленьку.
— Треба влягтися, — сказав Ведмедик. І ліг.
— А я — біля тебе. — Їжачок сів поряд. Тільки уяви: вона сидить і співає.
— Уявив.
— А тепер... Чуєш? — І Їжачок, наче диригент, змахнув лапою. — Заспівала!
— Не чую, — сказав Ведмедик. — Сидить, вибалушила очі і мовчить.
— Поговори з нею, — сказав Їжачок. — Зацікав.
— Як?
— Скажи: «Ми з Їжачком із далекого лісу прийшли на Ваш концерт».
Ведмедик поворушив губами.
— Сказав.
— Ну?
— Мовчить.
— Чекай, — сказав Їжачок. — Давай ти сядеш, а я ляжу. Та-ак.- І він забубонів щось, вмощуючись поряд з Ведмедиком у траві.
А день розквітав, і висока струнка осінь блукала поміж соснами і кружляла у зсохлому листі.
Ведмедик давно розплющив очі і тепер бачив руді дерева, вітер, що бгав калюжу, а Їжачок усе мурмотів і шепотів, лежачи поряд у траві.
— Послухай, Їжачку, — сказав Ведмедик, — нащо нам та жабка, га? Ходімо назбираємо грибів, підсмажимо! А я для тебе яблучко сховав.
— Ні, — не відкриваючи очей, сказав Їжачок. — Вона співатиме.
— Ну й співатиме. Що з того?
— Тю на тебе! — сказав Їжачок. — Гриби! Яблучка!.. Якби ж ти тільки знав, як то — звуки й голоси!

Падали снежинки целый день.
Целый день летели, целый день,
Будто бы хотели целый день
Сделать белым, белым серый день.

А котенок слышал целый день,
Будто бы по крыше целый день,
Тихо ходят мыши целый день,
Тихо ходят мыши целый день.

А котенок думал целый день:
«Вот зима настала, и пора настала
Босиком по снегу бегать целый день,
Буду бегать, бегать целый день.»

Падали снежинки целый день,
Будто бы хотели целый день
Сделать белым серый, серый день.

А котенок думал: «Вот пора настала,
Будто бы по крыше тихо ходят мыши
Босиком по снегу целый день.»

© Сергей Козлов

  Стишок этот у нас уже был, а вот он в исполнении ансамбля «Последний шанс» в альбоме «Кисуня и Крысуля»

Есть у Сергея Козлова такая замечательная сказка «Поросёнок в колючей шубке», про ежика, который ушёл заснеженной вьюжной ночью искать поросёнка. Вроде бы всё просто, прижался носом к стеклу и вышел тебе поросёнок. А сказка то имеет, оказывается, этимологические корни!

По-английски ёжик — hedgehog.
hedge — живая изгородь, барьер, защита.
hog — боров, выгибать спину вверх (как это делает семейство свиней)

дикобраз — porcupine.
pine — сосна
porcus по-латыни — свинья, поросёнок.

Вот и выходит натуральный «поросёнок в колючей шубке»!

Шел слоненок по берегy моря,
На далекий кораблик глядел.
Шел слоненок по берегy моря,
Одинокyю песенкy пел:

— Вот идy я по берегy моря,
Вижy белый кораблик вдали.
Вот идy я по берегy моря,
Нy а значит по краю земли.

Что же делать, дрyзья,
Что же делать?
Я не знаю, где я нахожycь.
И ycтал я по краешкy бегать,
И yйти я отсюда боюсь.

Вдрyг причалит кораблик далекий,
Вдрyг решится слоненка позвать,
Вдрyг и он там такой одинокий,
Что не знает и как передать...

И слоненок разделся, разyлся,
Скинyл шляпy свою на песок,
А потом еще раз оглянyлся,
Посмотрев на знакомый мысок.

Разбежался, и врезался в море,
И поплыл, как кораблик трyбя.
Серый-серый на синем просторе,
Всеми лапами дрyжно гребя.

Ветер волны поднял для острастки,
Плыл слоненок, назад не глядел.
Морщил лоб, щyрил серые глазки,
И тихонько для храбрости пел:

Ты кораблик, — шептал, — мой кораблик,
В черной ночи на краешке дня,
Ты кораблик, мой белый кораблик,
Как же можешь ты плыть без меня?

И кораблик слоненка заметил!
И кораблик поднял парycа!
Белой птицей — слоненкy навстречy,
И все ближе команд голоса.

© Сергей Козлов

---

Вот такой детский стишок.
Существует и ещё одна, более полная версия этой баллады, в которой всё заканчивается не так радостно. «Баллада о глупом слонёнке» В интернете впервые :)

     — Опять ты пропал, — сказал Ёжик.
     — Сам ты пропал. Дожди-то какие были!
     — Ну и что? Взял бы зонтик да пришёл.
     — А у тебя разве зонтика нет?
     — А что я сказал, когда мы расставались?
     — Что?
     — Я сказал: «Приходи, Медвежонок, вечером чай пить».
     — Вот взял бы зонтик да пришёл.
     — Да я же тебя ждал чай пить!
     — Разве у меня самовара нет?
     — Послушай, Медвежонок, если кто-то говорит кому-то: «Приходи ко мне чай пить», значит этот кто-то сидит и ждёт.
     — Правильно. Посидел, подождал, а нет — взял и сам пришёл. Я так и подумал: «Вот-вот Ёжик придёт». Самовар раздул; сижу жду, а тебя нет.
     — Так это же ты должен был ко мне прийти!
     — А если бы я заболел?
     — Но ты же не заболел.
     — Но если бы я пошёл к тебе под дождём, я бы обязательно заболел.
     — Почему же бы ты  о б я з а т е л ь н о заболел, если у тебя есть зонтик?
     — А потому, что у меня вымокли бы лапы!
     — А сапоги?
     — Ха! Сапоги! — сказал Медвежонок. — Надевай, потом —  иди, на крыльце снимай, потом — надевай снова! Ты же знаешь, как у меня сапоги надеваются?
     — Как?
     — С трудом!
     — Надел бы галоши, — сказал Ёжик. — Галоши — раз! — и надел, раз! — и скинул.
     — Ты же знаешь, что у меня нет галош.
     — А ты бы представил себе, что сапоги — это галоши, тогда бы они легко снялись.
     — Ты что говоришь?
     — А что?
     — Как же они могут легко сняться, если я их надеваю с  т р у д о м?
     — Ну ладно, надел бы ботинки.
     — Что я —  дед? Откуда у меня ботинки?
     — Выходит, ты никак не мог ко мне прийти?
     — Выходит, — сказал Медвежонок.
     — А почему же ты ждал меня?
     — Я тебя не ждал, — сказал Медвежонок.
     — Как же не ждал? Сам сказал: «Самовар раздул, сижу жду, а тебя —  нет».
     — Правильно. А вдруг, думаю, придешь.
     — Ладно, — сказал Ёжик. — Меня нет, самовар урчит, за окном льёт. И что? Что ты делаешь?
     — А что?
     — А я, — сказал Ёжик, — представил, что ты пришёл, напоил тебя чаем и проводил на крыльцо. Понял?
     — А что я сказал? — спросил Медвежонок.
     — Ты сказал: «Спасибо! Очень был вкусный чай, Ёжик!»
     — Подумаешь! — проворчал Медвежонок. — Проводил на крыльцо! А я тебя никуда не пустил. Положил спать с собой. «Куда же ты пойдешь в такую ночь, Ёжик?»

     © Сергей Козлов

     Однажды майор Соловец был в командировке в братской Беларуси, там слегка перебрал на банкете по случаю успешного завершения совместной операции минской и питерской милиции и пришёл в себя на скамейке в каком-то парке.
     Свежий ночной воздух оказал на майора вполне благостное действие, и, очнувшись, он почувствовал себя более-менее нормально. Но при этом он совершенно не представлял, куда его занесло. Тогда Соловец медленно потопал по еле различимой в густом тумане тропинке, которая, если исходить из логики, рано или поздно должна была вывести его на центральную аллею или к воротам парка.
     Внезапно позади майора послышались шаги, и в клочьях тумана он увидел голову белой лошади, меланхолично взирающей на сильно помятого питерского мента.
     — Здравствуйте, — мужским голосом сказала белая лошадь.
     — Э-э-э, здравствуйте, — ответил Соловец, лихорадочно припоминая свой личный опыт прихода белой горячки и наиболее частые преследующие людей в погонах галлюцинации, список которых был им выписан из методического пособия для врачей «скорой помощи».
     — Вы откуда будете? — вежливо поинтересовалась белая лошадь.
     — И-и-з П-питера, — задрожал майор, нащупывая в кармане сигареты, зажигалку и все остальные предметы, обычно просимые по ночам в безлюдных местах и служащие прелюдией к основной части действа, когда жертву весело пинают ногами.
     — А вы, случайно, не пьяный? — усомнилась лошадь и фыркнула.
     — Да ни в одном глазу! — храбро соврал Соловец и яростно поморгал, надеясь, что животное исчезнет.
     — Тогда извините, — как ни в чём не бывало заявила никуда не пропавшая лошадь. — А вы знаете, куда идти?
     — Конечно, знаю, — обречённо сказал майор.
     — Я могу вас подвезти, — предложила лошадь.
     — Нет, не надо, — с достоинством ответил Соловец, но потом сообразил, что его слова звучат не очень-то вежливо и могут обидеть умное животное, и добавил: — Если что, я такси поймаю...
     — Но вы точно не пьяный? — переспросила лошадь.
     — Совершенно. — Майор положил руку на сердце. — Чтоб мне не сойти с этого места.
     — Ну хорошо... Тогда до свидания, молодой человек. — Лошадь кивнула головой и медленно растворилась в тумане.
     — До свидания, белая лошадь! — с облегчением крикнул Соловец.
     Ответом ему был дружный хохот патруля конной милиции, дежурившего той ночью в парке...

     (отрывок из романа Д.Черкасова и А.Воробьёва)

Нашел сегодня случайно в одном форуме:

Пробовал както чай с можжевеловыми веточками, который медведь с ёжиком в тумане любили, чёто не понравилось, с калганом да брусникой лучче будет.

Вообще-то они можжевельник не в чай бросали, а в костер. "Чтоб дымок был"
А вот ещё прикол

Недавно подстриглась, теперь как персонаж из "Ёжик в тумане" ) угадайте на кого похожа? (подсказка <шопотом>: не лошадь!!!)

Поросёнок
На крылечко
Вышел
Ранним
Вечерком.
Видит он —
Туман на речке
В челноке
Плывёт бочком.
А за речкой,
За туманом,
Еле виден,
Дуб стоит.
А за дубом,
Над курганом,
В небе
Звёздочка горит.
«Ах, —
Подумал
Поросёнок, —
Как красиво
И тепло!
И в сырой
Тени
Потёмок
Так от звёздочки
Светло!
Неужели
Дуб за речкой,
Что в тумане
Утонул,
Видит,
Видит
Нас с овечкой
Пса,
Что в будке
Прикорнул?

И, в гостях у лягушонка,
Муравьи,
Рядком на пне,
Тоже
Видят поросенка,
Тоже
Радуются мне?»

© Сергей Козлов

Горький дым. ( номер раз. )

Всю ночь Ёжику снился странный сон. Будто он вошел в лес и стал говорить с листьями. Нет, не с одним каким-то листом — ну что тут особенного, поговорить с березовым листиком? — но с листьями, со всей вместе листвой, Ёжик еще никогда не говорил. Он шел по тропинке, шумел лес.
— Я хочу поговорить с вами, листья, — сказал Ёжик во сне.
— Говори, — прошелестела листва.
— Вот вы шумите, а потом?
Все стихло.
— Знаю, — сказал Ёжик во сне. — Мне вас так жалко!..
— Не жалей нас, Ёжик!
— Сперва мы маленькие, глядим...
— Потом побольше — лепечем...
— Потом — шумим..
— А потом — свободны!
— И летим, летим!..
— Ты знаешь, какое это счастье — свобода?
— А в дождь? Знаешь, как это сладко, прищурившись, слушать дождь?
— Ведь ты не знаешь, что у нас есть глаза, Ёжик!
— Мы видим!
— И нас с Медвежонком?
— Конечно!
— И Зайца?
— Еще бы! Он так боится, когда мы шуршим.
— Осенью мне бывает так грустно, — сказал во сне Ёжик. — Мне кажется, ветер вас уносит с земли.
— Не грусти!
— Ты слышишь, как мы шуршим?
— Это мы смеемся!
— Нам смешно, что какой-то ветер хочет нас сдуть с земли.
— А вас... нельзя?
— Что ты, Ёжик!
— Кто же может листву сдуть с земли?
— Но вас... жгут! — сказал во сне Ёжик.
— Зато как сладок...
— Как горек наш дым!..
— Но вам же больно!
— Нет!
— Мы сгораем все вместе...
— Тесно прижавшись друг к другу.
— Страшно, — сказал Ёжик во сне.
— Страшно остаться последним листом.
— Все улетели...
— Все свободны...
— А ты один...
— И видишь, как дружно раскрываются весной новые почки...
— И появляется молодая листва...
— С ними...
— С новыми...
— Не поговорить: о чем?
— Что они видели?
— Что знают?
— А ты, ты помнишь всех своих братьев...
— И думаешь: вот на этой ветке сидел веселый хохотун, грустный ворчун, молчаливый друг...
— И — никого!..
«Какие они удивительные, листья! — подумал во сне Ёжик. — Надо рассказать Медвежонку».
И, не просыпаясь, стал думать о том, как это можно радоваться, что после тебя останется горький дым.

2) Правда, мы будем всегда? (номер 2)

«Неужели все так быстро кончается? — подумал Ослик.- Неужели кончится лето умрет Медвежонок и наступит зима? Почему это не может быть вечно: я, лето и Медвежонок?
Лето умрет раньше всех, лето уже умирает. Лето во что-то верит. поэтому умирает так смело. Лету нисколько себя не жаль — оно что-то знает. Оно знает что оно будет снова! Оно умрет совсем ненадолго, а потом снова родится. И снова умрет... Оно привыкло. Хорошо, если бы я привык умирать и рождаться. Как это грустно и как весело!..»
Медвежонок зашуршал опавшей листвой.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Я?.. Лежи, лежи,- сказал Ослик.
Теперь он стал вспоминать, как они встретились, как под проливным дождем пробежали весь лес, как сели отдохнуть и как Медвежонок тогда сказал:
— Правда, мы будем всегда?
— Правда.
— Правда, мы никогда не расстанемся?
— Конечно.
— Правда, никогда не будет так, чтобы нам надо было расставаться?
— Так не может быть!
А теперь Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной головой, и кровь выступила на повязке.
«Как же это так? — думал Ослик. — Как же это так, что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал именно тогда, когда мы проходили под ним?..»
Прилетел Аист.
— Лучше?.. — спросил он.
Ослик покачал головой.
— Как грустно! — вздохнул Аист и погладил Медвежонка крылом.
Ослик снова задумался. Теперь он думал о том как похоронить Медвежонка, чтобы он вернулся, как лето. «Я похороню его на высокой-высокой горе,- решил он,- так, чтобы вокруг было много солнца, а внизу текла речка. Я буду поливать его свежей водой и каждый день разрыхлять землю. И тогда он вырастет. А если я умру, он будет делать то же самое, — и мы не умрем никогда...»
— Послушай,- сказал он Медвежонку, — ты не бойся. Ты весной вырастешь снова.
— Как деревце?
— Да. Я тебя буду каждый день поливать. И разрыхлять землю.
— А ты не забудешь?
— Что ты!
— Не забудь, — попросил Медвежонок.
Он лежал с закрытыми глазами, и если бы чуть-чуть не вздрагивали ноздри, можно было бы подумать, что он совсем умер.
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить — это значит посадить, как деревце.

3) Самая любимая: (номер 3)

Еще совсем немного — и загорятся звезды, и выплывет месяц и поплывет, покачиваясь, над тихими осенними полями. Потом месяц заглянет в лес, постоит немного, зацепившись за верхушку самой высокой елки, и тут его увидят Ёжик с Медвежонком.
— Гляди, — скажет Ёжик.
— Угу, — скажет Медвежонок. А месяц подымется еще выше и зальет своим холодным, тусклым светом всю землю.
Так было каждый вечер в эту ясную холодную осень. И каждый вечер Ёжик с Медвежонком собирались то у Ёжика, то у Медвежонка и о чем-нибудь говорили. Вот и сегодня Ёжик сказал Медвежонку:
— Как все-таки хорошо, что мы друг у друга есть! Медвежонок кивнул.
— Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем.
— А ты где?
— А меня нет.
— Так не бывает, — сказал Медвежонок.
— Я тоже так думаю, — сказал Ёжик. — Но вдруг вот — меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?
— Пойду к тебе.
— Куда?
— Как — куда? Домой. Приду и скажу: «Ну что ж ты не пришел, Ёжик?» А ты скажешь...
— Вот глупый! Что же я скажу, если меня нет?
— Если нет дома, значит, ты пошел ко мне. Прибегу домой. А-а, ты здесь! И начну...
— Что?
— Ругать!
— За что?
— Как за что? За то, что не сделал, как договорились.
— А как договорились?
— Откуда я знаю? Но ты должен быть или у меня, или у себя дома.
— Но меня же совсем нет. Понимаешь?
— Так вот же ты сидишь!
— Это я сейчас сижу, а если меня не будет совсем, где я буду?
— Или у меня, или у себя.
— Это, если я есть.
— Ну, да, — сказал Медвежонок.
— А если меня совсем нет?
— Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
— И на реке нет.
— Тогда ты пошел куда-нибудь и еще не вернулся. Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
— Ты все уже обшарил, — сказал Ёжик. — И не нашел.
— Побегу в соседний лес!
— И там нет.
— Переверну все вверх дном, и ты отыщешься!
— Нет меня. Нигде нет.
— Тогда, тогда... Тогда я выбегу в поле, — сказал Медвежонок. — И закричу: «Е-е-е-жи-и-и-к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-к!..» Вот.
— Нет, — сказал Ёжик. — Меня ни капельки нет. Понимаешь?
— Что ты ко мне пристал? — рассердился Медвежонок. — Если тебя нет, то и меня нет. Понял?
— Нет, ты — есть; а вот меня — нет. Медвежонок замолчал и нахмурился.
— Ну, Медвежонок!.. Медвежонок не ответил.
Он глядел, как месяц, поднявшись высоко над лесом, льет на них с Ёжиком свой холодный свет.